Настоящие белые люди

Profile

AAZ^©

Arbeit macht frei
Постов: 7061
Дата регистрации: 04.03.2005

Ночью кто-то разбил пластиковую стенку остановки, и ждать автобуса было неуютно – ветер продувал насквозь, того и гляди, унесет. Олеська двумя руками держалась за отвороты мужниного пальто.
- Слушай, а я вчера в лифте такую собачку видела, - рассказывала она. – Представляешь, ее подстригли так ровно-ровно, получился кудрявый рукав на лапках. Смешной.
- Классно, - одобрил муж.
- А еще у нее глаза такие, как две бусинки, и она на меня смотрела. Наверное, просила чего-нибудь вкусного. Хозяйка ее за поводок дернула, - грустно вздохнула Олеська.
- И чего ты распереживалась? Хозяйка же не будет собственной собаке больно делать.
- Не знаю… Она так заскулила жалобно…
Игорь тоже вздохнул. Олеська постоянно кому-нибудь сочувствует – то собачке, то котёнку, то цветочку, засохшему на подоконнике. Будь у нее возможность, она бы только тем и занималась, что подбирала бездомных животных и высаживала повсюду цветы. К несчастью (или к счастью – Игорь пока не определился), такой возможности у Олеськи не было.
Подошел автобус, и Олеся чмокнула мужа в щеку.
- До вечера, милый.
- До вечера, - ответил он и зашагал домой. Обычно он уезжал на работу чуть позже, но старался провожать жену до остановки. Олеська пристроилась в очереди заходящих через переднюю дверь и посмотрела вслед супругу, слегка косолапо удаляющемуся в квартал.
«Какой же он у меня красивый», - с нежностью подумала она.

Вечером Игорь ехал в лифте вместе с той самой собакой-рукавом и ее хозяйкой. «Рукав» потянулся мордочкой к ботинкам Игоря и был немедленно отдернут поводком. Хозяйка стояла с каменным, недовольным лицом. Игорь всегда недоумевал, зачем такие люди заводят собак. Если только знакомым хвастаться…
На лестничной клетке его встретил вкусный запах еды, но, войдя в квартиру, Олеську Игорь на кухне не обнаружил. Он стащил с себя пальто и заглянул в спальню. Жена лежала на кровати, завернувшись в плед, и как будто спала.
- Олеська, - позвал Игорь. Она открыла глаза и улыбнулась.
- Привет. Я что-то устала сегодня, еле добралась. Ты кушай без меня, хорошо?
- Хорошо. – Игорь провел ладонью по ее спине и понял, что она не просто устала. Олеську била крупная дрожь.
- Ты заболела?
- Нет… Наверное, нет. Просто устала.
- У тебя всё в порядке?
Олеська зарылась лицом в подушку.
- У-гу…
- А если честно?

Конечно, у нее всё было не в порядке. Вторник не задался просто с самого начала. Автобус тащился до метро почти целый час, причем на каждой остановке к дверям вытягивался длинный хвост пассажиров. Олеська стояла в углу, зажатая между огромным мужиком, отравлявшим и без того мало пригодную для дыхания атмосферу утренним перегаром, и парой подростков. Подростки матерились, обменивались дурацкими шуточками и наступали Олеське на ноги. Когда, наконец, доехали до метро, Олеська чуть не выпала из салона, получив от мужика локтем под ребра. Чтобы продолжать путешествие в офис, ей пришлось выждать некоторое время – пока дыхание восстановится. Прислонившись к столбу, она ловила ртом воздух, а мужик, всё также жестоко пихаясь локтями, пробивался к турникетам.
В итоге Олеська приехала в офис с опозданием на сорок минут и с тупой болью в подреберье. Впрочем, начальник Олеськи был человеком крайне деловым, и такие мелочи, как подреберья сотрудниц, беспокойства у него не вызывали. Он потратил не менее четверти часа, объясняя Олеське, что опоздание – это нарушение служебной дисциплины, неуважение к руководству, подрыв устоев корпоративности и, по сути, самый настоящий саботаж. Тайком растирая ушибленное место, Олеська прикидывала, сколько всего полезного она успела бы сделать за эти пятнадцать минут «интенсивной терапии».
Получив выговор, Олеська направилась в отдел, лелея надежду упасть на стул и посидеть неподвижно хотя бы пару минут – пусть бок пожалуется, может, отойдет. Но шеф вернулся уже через полминуты – вид сидящих без движения подчиненных вызывал у него острую аллергию. Вскоре Олеська была отправлена к клиенту с толстой пачкой документов и с любезным разрешением «в офис не возвращаться». Правда, если учитывать, что фирма клиента находилась в не самом ближнем Подмосковье, и на дорогу можно было потратить несколько часов, разрешение не выглядело таким уж любезным.
Вечером, оказавшись в Москве, Олеська совершила почти роковую ошибку. Она поймала такси – доехать до супермаркета, в котором обычно покупала продукты. Спускаться в метро сил уже не было, да и бок разнылся. Таксист назвал заоблачную цену (Олеська как-то не догадалась послать его подальше и подождать другого), однако, затормозив у супермаркета, неожиданно взвинтил ставки и потребовал еще триста рублей – «А то ваще из тачки ща выкину, а сумку твою себе на память оставлю». Перепуганная Олеська без пререканий оплатила проезд и выскочила из такси прямо на проезжую часть, едва не угодив под несущуюся иномарку.
В супермаркете ее поджидали очередные неприятности. Из очереди в кассу ее вытолкнули две девушки в шикарных шубах – «На цыганок похожие, а может, чеченки какие» - затем подошли еще мужчина с женщиной и заявили, что «уже здесь занимали». Напоследок Олеське не хватило денег, чтобы расплатиться – всего-то двух с половиной сотен, но их-то и увез с собой таксист. Кассирша вызвала менеджера и охранников, которые с позором распотрошили Олеськину корзинку, вернув самое вкусное на прилавки. Да еще и предупредили – в следующий раз сдадут в милицию. Спрашивается, за что?
- Ну почему они все такие злые? – всхлипнула Олеська. – Почему все люди злые, Игорь? Я ведь никому не делаю ничего плохого, почему со мной всё время такое происходит?
Игорь ласково погладил ее по голове. Это всё, что он мог для нее сделать.
- Просто у тебя был неудачный день. У меня тоже такое случается. Без вкусного мы сегодня как-нибудь перебьемся, а у меня завтра зарплата. Покажи, что с боком. – Он потянул плед.
Олеска вцепилась пальцами в верхний край.
- Не надо… - пробормотала она. – Там ничего интересного.
- То есть как – ничего интересного? Болит же целый день… - он всё-таки стащил с нее плед и приподнял домашнюю кофточку. Олеська пискнула – наверное, как та собачка, которую недовольная хозяйка по поводу и без дергает за поводок.
Ушиб оказался неслабый. Он растекся вниз от двух нижних ребер и явно был не прочь прихватить половину живота. Олеська вздрогнула и закусила губу, когда Игорь легко прикоснулся пальцами к ее пылающей огнем коже.
- Завтра с утра обязательно сходи в поликлинику, - сказал Игорь.
- Мне же завтра на работу…
- Тебе каждый день на работу. Здоровье дороже. Если не пойдешь, я тебя сам туда отведу, - пригрозил он.
- Игорь, - Олеська спряталась обратно в плед. – Ну почему, почему они все такие злые?

Ужинать Игорю расхотелось. Он пил чай, прохаживался из угла в угол по маленькой кухне и думал. Думал о том, как здорово было бы найти того мужика – любителя работать локтями… или эту сволочь-таксиста… Но Игорь смотрел на вещи реально – в принципе, можно вооружиться молотком и расправиться с обидчиками жены, так ведь на этом ее постоянные проблемы не закончатся. Игорь мрачно усмехнулся, вспомнив анекдот: «Проще убить одну жену, чем убивать по любовнику в день». Олеська притягивала к себе моральных уродов, также как громоотвод притягивает молнию. Сколько он знал Олеську, с ней всегда происходило такое, но в последнее время она уже не выдерживала. А он не мог неотлучно находиться при ней, чтобы защищать от «молний».
В горле встал жесткий комок – Игорь представил себе, как Олеську выталкивают из очереди две разодетые цыганские бабы, и она, совсем растерянная, стоит с набитой покупками корзиной в руке, а на губах медленно тает улыбка. Олеська всегда улыбается, даже во сне – у нее легкий характер, она быстро забывает о своих проблемах, хочет подарить окружающим частичку своего хорошего настроения. Только окружающие этого никогда не ценят. Конечно, Олеська могла бы уволиться с работы и заниматься домашним хозяйством – хотя бы девчонки из офиса не будут издеваться над ней – но долго ли она просидит дома? Ее же совесть замучает, что она ничего не делает и не приносит в семью деньги. Устроится на новую работу – и всё начнется сначала.
Нельзя быть такой доверчивой. Нельзя быть такой дружелюбной. Это никогда не окупается. Игорь вздохнул. Или она что-то в себе изменит, или… Или даже страшно подумать, ЧТО может с ней однажды случиться. К таким вот Олеськам жизнь беспощадна, люди чаще всего действительно злые… а тех, кто добрый и всем улыбается, пинать приятнее всего.
А Олеська зла не помнит. Поплачет немного, попричитает – почему люди такие злые? – а на следующий день снова всем доверяет и всех любит.
Надолго ли ее хватит?
Да понятно, что нет.

В пятницу Игорь освободился пораньше, но домой поехал не сразу. Ему хотелось собраться с мыслями. Пару часов он бесцельно прогуливался по улицам в центре, строя прогнозы на будущее жены, и, соответственно, всей их семейной жизни. Будущее, как ни крути, выглядело далеко не радужным.
Неделя продолжалась также весело, как и началась. Можно было подумать, что всё мировое зло воплотилось в людей, с которыми так или иначе сталкивалась Олеська – с одной единственной целью: извести бедняжку совсем и навсегда.
Клиент подал на нее жалобу за то что она – цитата – «В течение двух минут не подходила к служебному телефону». В свою очередь, шефу Олеськи потребовалось почти полдня, чтобы установить: в течение этих двух минут она не красила ногти, а подписывала у него же в кабинете комплект документов. За это время он умудрился вымотать Олеське все нервы, и, кажется, получил от этого немалое удовольствие.
Хирург, принявший Олеську в поликлинике с жалобой на ушиб, ограничился поверхностным осмотром и стал орать, что нечего бегать к нему со всякой мелочевкой, а то ему заняться больше нечем. Лечение для легких ушибов не назначается, само пройдет, только подождать надо, а не носиться по поликлиникам. Судя по тому, что кровоподтек понемногу спадал, добрый доктор, может, и знал, что говорит, но после такого разноса Олеська долго не могла придти в себя.
В довершение всех бед к Олеське незаметно подкралось первое апреля – день смеха и юмора. В этот день девчонки из офиса Ксюха и Ленка не придумали ничего лучше, как перетащить в Олеськином компьютере почти семьсот мегабайт служебных файлов из одной папки в другую. Хорошо еще, что совсем их не удалили. Смеялись долго, особенно когда Олеська открыла свою папку и чуть не упала, не найдя внутри ни-че-го. Олеська весь вечер проревела, завернувшись в плед, и даже объяснить ничего не могла – заикалась.
Когда к шести часам улицы начали заполняться толпами людей, возвращающихся с работы или просто убивающих время променадом, Игорь забрел в книжный магазин. Ходя между стеллажами, он то и дело натыкался взглядом на книги, которыми зачитывался в детстве: Конан Дойл, Фенимор Купер, Майн Рид… В школе он даже под страхом педсовета не выучил ни одного стиха Пушкина, зато знал наизусть некоторых английских поэтов. Англичане умели находить ответы на те непростые вопросы, которые преподносила им судьба.
Машинально перелистывая томик стихов Киплинга, он поймал глазами строки:
«Твой жребий – Бремя Белых!
Словно в изгнанье, пошли
Своих сыновей на службу
Темным отродьям земли.
На каторжную работу
- нету ее лютей
Править тупой толпою
То дьяволов, то детей…»
Несколько коряво, но Киплинг в переводе на русский вообще всегда получается грубовато, а может быть, это и есть его оригинальный стиль. Дело-то не в литературных красотах. В эти рубленные, небрежно зарифмованные фразы заложена Идея. Может быть, она из тех идей, которые давно себя изжили, но идея – с большой буквы – тем и хороша, что может быть реанимирована и приспособлена к новым обстоятельствам.
Покидая книжный магазин, Игорь уже начинал прикидывать, как бы приспособить к СВОИМ обстоятельствам именно ЭТУ идею. В его голове постепенно созревал сложный психологический план.

******

- Знаешь, Олеська, я тут посоветовался… сам с собой, - начал Игорь запланированный разговор.
Было утро воскресенья. За субботу Олеська немного отошла от всех неприятностей – короткая передышка перед очередной ударной дозой адреналина.
- Да, милый? – откликнулась она, водя щеткой по мокрым после душа волосам.
- Олесь, ты только выслушай меня очень внимательно, ладно?
- Конечно.
- Ты совершенно неправильно относишься к людям. Тебя постоянно обижают, помыкают тобой, а ты им это позволила. Плачешь, жалеешь себя, а потом забываешь. Так нельзя, Олесь.
- Ой, а что же тогда мне делать? – расстроилась Олеська.
- В первую очередь запомни: никогда нельзя себя жалеть.
- Жалость – это плохо?
- Во всяком случае, ничего хорошего. Жалеть вообще никого не надо. Если можешь помочь – помоги, а не можешь – не жалей.
- Я даже не знаю… Я ведь всегда такая была…
- Ну, побыла – и хватит. Побудь теперь какой-нибудь другой.
- Ладно, - послушно согласилась Олеська, не совсем, правда, понимая, чего от нее добивается муж. – Я попробую…
- И еще. Представь себе, что мы с тобой живем на огромном острове посреди океана. А кроме нас на этом острове живут еще аборигены – ну, дикари кровожадные, каннибалы, пещерные такие полузвери. А мы, ты и я – единственные белые люди.
- Ага… - кивнула Олеська. – Если честно, иногда мне кажется, что так оно и есть.
- Так вот, Олесь, эти все дикари, они спят и видят, как бы нам пустить кровь. И делают это при любой возможности. Нападают по ночам, плюются отравленными стрелами из трубочек и страшно воют в джунглях, чтобы мы их боялись. Но мы-то с тобой – настоящие белые люди, а они – дикари. Мы по праву рождения не должны их бояться. Пусть они хоть наизнанку вывернутся, мы – настоящие белые, и любые трудности переносим с достоинством. С высоко поднятой головой. И не льем слёзки, если один из дикарей случайно наступит нам на ногу.
- А так разве можно? – удивилась Олеська.
- Дорогая, если бы все белые поселенцы только и делали, что куксились, если туземцы сжигали пристройку к дому и тырили последний ящик виски, на южных островах до сих пор жили бы одни людоеды. Главное – запомнить: мы сильнее. За нами – цивилизация, а за ними – только хаос. Поэтому они такие. Что-нибудь ясно?
- Что-то ясно… - задумчиво ответила Олеська. – Только не совсем… и не всё. Игорь… это что же, получается, вокруг нас – сплошные людоеды?
- Ну… считай, что да. Ты ездишь с ними в метро, ты стоишь с ними в очереди в магазине, ты работаешь с ними в одном офисе. Ты приходишь на работу, и там на тебя орёт на непонятном языке людоед с запонкой в галстуке – только потому, что ты задержалась на пару минут. Но ты – настоящий белый человек, ты даже внимания на него обращать не должна. Думай о том, что когда-нибудь его поймают людоеды из соседнего племени и сожрут заживо.
- Бр-р-р-р! – содрогнулась Олеська. – Игорёк, у тебя… яркие метафоры. Даже жутко становится. Но хотя, хотя… Ты прав. Да, действительно. Не обращать на них внимания. Так будет проще. Да, правильно.
- Олесь, это еще не всё. Дикарям ничего нельзя забывать или прощать. Ты должна помнить, где и когда они перешли тебе дорогу. И при первой возможности отвечать тем же самым. Когда каннибалы устраивали набеги на поселения белых, белые брали оружие и шли искать каннибалов. И, когда находили, устраивали судный день, мало не покажется. Хотя белых было мало, а туземцев – много.
- Игорь, но у нас с тобой нету оружия, - напомнила Олеська. – Если только купить газовый баллончик… только ведь, если я его достану, у меня тут же его и отнимут…
- Олеся, ты понимаешь меня слишком буквально. У нас, конечно, оружия нет. Наше оружие – сознание нашего превосходства. Мы – настоящие белые, не забыла? Мы вправе поступать с аборигенами также, как они поступают с нами… даже еще хуже. И мы не несем за это никакой моральной ответственности. – Перехватив вопросительный взгляд жены, Игорь добавил: - Конечно, я не призываю тебя делать гадости всем направо и налево. Но, если ты видишь, что кто-то ведет себя с тобой, как дикарь – веди себя с ним, как настоящий белый человек. Не жалуйся, что тебе плохо, а запомни и отомсти. Вот. И, Олеся… Ну что ты постоянно всем улыбаешься? Улыбаться надо только избранным. А избранных не должно быть слишком много…

После этого сеанса «психологического тренинга» Игорь погрузился в молчание и весь вечер не мог решить, правильно ли он поступил, изложив жене всю эту теорию. Олеська тоже молчала, и было похоже, что она здорово загрузилась. Не пришлось бы перегружать ее в скором времени – как компьютер.
Но Игорь был не совсем прав. Олеська не грузилась – она думала. Она, как ее и просили, очень внимательно выслушала всё, что сказал муж, и теперь пыталась сделать для себя определенные выводы…

Делать выводы Олеська продолжала и в понедельник утром, стоя на остановке. Она вообще привыкла верить людям, по-другому она не умела, но мужу она верила просто безоговорочно. Потому что муж – умный. И еще потому что он никогда ее не обижал. Значит, плохого не посоветует. Значит, всё, что он говорил ей вчера – правильно, и это необходимо применить на практике. Чем скорее, тем лучше.
Олеська попробовала разделить стоящих рядом на кровожадных аборигенов и таких же белых людей, как она, но получалось что-то не очень. Никого из них она не знала, трудно навскидку сказать, где дикари и где белые.
Мимо протопала здоровенная баба с тяжелой клетчатой сумкой. Край сумки едва не ударил Олеську по коленке – едва успела увернуться. Баба злобно выругалась и потащилась дальше. Олеська виновато улыбнулась ей вслед.
«А правда, что это я всем улыбаюсь? – подумала она. – Избранных что-то не видно, а первая каннибалка только что прошла».
Приехал автобус, и Олеська вспомнила, что перед работой ей нужно еще кое-что сделать.

******

Ксюха Плюшко влетела в комнату, вся фосфоресцируя от радости. Только фосфор обычно светится в темноте, а Ксюха светилась просто так, без всякой темноты. Она по жизни была «яркой личностью»: одежда с блестками, пирсинг, татуировки, вызывающая косметика… С тех пор, как Плюшко появилась в отделе, сквозь Олеськину доброжелательность нет-нет да и пробивалось определение: дешевка. Причем подловатая дешевка, хотя Олеська не давала себе труда задуматься, где именно она может пострадать от Ксюхиной подлости.
- Олеська-а-а-а-а!!! – завопила она. – А у меня отличная новость! Не слышу поздравлений!
- Замуж, что ли, выходишь? – заинтересовалась Олеська.
- Не-а! Круче! В общем, меня посылают на курсы повышения квалификации. Забесплатно, то есть – фирма оплачивает.
- Классно. Долго шефа уламывать пришлось?
- Недолго. Уламывать вообще не пришлось. Просто было всего две кандидатуры, кто из нашего отдела с высшим образованием – ты и я. Но тебя-то с утра не было, так что я взяла и попросилась. Всё, сегодня еду записываться, ура-а-а-а-а!!!
Олеська молча смотрела на Ксюху. Чего-то в таком роде и следовало от нее ожидать, но Олеська не привыкла ждать подлостей от кого бы то ни было. Даже когда за километр видно, что человек из себя представляет. И дело даже не в том, что Ксюха проскочила вперед, воспользовавшись тем, что Олеська утром задержалась на пятнадцать минут – по ее же, кстати, просьбе! («Солнце, забеги завтра на почту, для меня, ладненько?»). Но ведь Ксюха не будет ходить на эти курсы, в лучшем случае отсидит одно-два занятия – и всё. Ей учеба сто лет не нужна, она жениха богатого подыскивает.
А вот Олеська с удовольствием повысила бы свою квалификацию. Была у нее такая тайная мечта, и, что самое обидное, Ксюха прекрасно об этом знала. Олеську могли бы повысить в должности и даже, даже чуть-чуть прибавить ей зарплату. Ей бы это очень-очень пригодилось…
- Олеськ, ну че замолчала-то? – спросила Ксюха, усаживаясь в свое кресло и закидывая ноги на стол. – Обиделась? Да? Нет?
По ее лицу можно было понять, что ей абсолютно без разницы, обиделась Олеська или нет. Если обиделась – так даже лучше. А то всё улыбается и улыбается.
- Да ладно тебе, Олеська, не дуйся! – Ксюха до омерзения неубедительно изобразила раскаяние. – Чё тебе эти курсы упёрлись? Иди вон лучше на рынок торговать, может, больше заработаешь.
Олеська попыталась улыбнуться, но не смогла. В мозгу как будто омертвел некий центр, отвечающий за улыбки.
- А ты ее по знакомству на Ленинградку устрой, - посоветовала Ленка Фомина. – А чё, такая обаяшка.
Ленка была самой толстой и самой ленивой работницей фирмы. При всех этих сомнительных достоинствах она была замужем и носила на жирном безымянном пальце вычурное обручальное кольцо. Свое замужество она искренне считала плодом собственного обаяния и даже красоты и вцепилась бы в горло любому, предполагающему обратное. Правда, Олеська-то знала, на каких условиях будущий Ленкин муж разрешил поставить в своем паспорте печать о семейном положении. Об этом рассказывала Олеське ее единственная подруга, которая раньше работала у них на фирме, но полгода назад сбежала к родителям в Данию. Выдать Ленку замуж, как оказалось, стоило ее провинциальной родне трех тысяч долларов наличными, да еще парню пообещали, что жить с молодой женой он будет обязательно в Москве. Им сняли квартиру где-то на Полежаевской – опять же на деньги родственников – и Ленка постоянно возмущалась, что пожилая соседка снизу жалуется на шум. «Подумаешь, интеллигентка нашлась, - говорила Ленка. – Козлиха московская!».
Плюшко обычно хихикала, слыша от Фоминой такие реплики – родители Ксюхи тоже приехали откуда-то из Рязанской области, а вот Олеське было обидно за москвичей. Но спорить с Фоминой она не решалась – уж очень склочная девка. А Фомина просто свирепела на глазах, когда заводила свою любимую песню о «старухе снизу».
Ксюха схватилась за мобильник.
- Алё, мам! Слушай, я, короче, на курсы иду! Что? Да не на «Курскую», а на курсы! Учиться буду! На бухгалтера, ага! Всё, шеф уже деньги дал. Сегодня поеду оформляться. Нет, у меня всё с собой, полный список: паспорт, аттестат, диплом, копия диплома… Ну ладно, ма, а то некогда! Пока!
Ксюха быстро подкрасила губы перед зеркалом и куда-то ушла вместе с Фоминой. Олеська сидела неподвижно, а стук их каблучков затихал где-то в коридоре. Молодец Ксюха, ничего не скажешь. Видимо, заранее обо всём знала – иначе с чего бы ей именно сегодня брать с собой такую кучу документов?
«Господи, люди, ну почему же вы такие злые?» - с горечью подумала Олеська.
Ее взгляд упал на Ксюхину сумочку, которую хозяйка оставила валяться на столе открытой.
В голове само собой всплыло: «…мы вправе поступать с аборигенами так же, как они с нами».
Или даже хуже.
Сумочка. Ксюхина сумочка. Сумочка, в которую легко могли бы залезть где-нибудь в метро… Сумочка, которую Ксюха вечно забывает застегнуть...
Олеська встряхнула головой, преодолевая оцепенение. Ей стало не по себе – не от того, что она собиралась сделать, а от того, что знала: она это сделает обязательно.
На секунду она замерла, прислушиваясь к тишине за дверью. Тишину не нарушал ни один звук, свидетельствующий о приближении Ксюхи или кого-нибудь еще.
«Что же, дорогая, - подумала Олеська, вставая из-за стола. – Вычеркивай из своего списка диплом и паспорт».

…Вечером, выйдя из метро, Олеська купила в киоске зажигалку. В паре кварталов от дома она завернула в безлюдную подворотню. Как по заказу, там была навалена груда строительного мусора в человеческий рост. Олеська спряталась за мусором и достала из пакета Ксюхины паспорт и диплом о высшем образовании.
Только сейчас Олеська поняла, что действовала слишком импульсивно. У нее точно будут неприятности, да еще какие. Естественно, Плюшко уехала записываться на свои курсы, не подумав проверить сумочку… но ведь в институте она обнаружит недостачу документов. А, обнаружив ее, первым делом сообразит: ага, уж не Олеська ли в сумке порылась? А потом, а потом…
Олеська вспомнила, как однажды Ксюха сказала: «Да если, блин, какая сука меня грабанет, через братков найду и живым закопаю». Содрогнувшись, Олеська чиркнула зажигалкой и поднесла пламя к уголку диплома.
Когда Ксюхины документы обратились в пепел, а пепел развеялся по воздуху, Олеська услышала, как рядом кто-то завозился.
«Ой, - подумала она. – Крыса! Или бомж».
Опять завозились, но не громко. Или очень большая крыса, или очень маленький бомж.
- Эй, - позвала Олеська. – Кто тут?
Картонная коробка сдвинулась в сторону, и на зов с поскуливанием выползла собачка-рукав. Она зажмурилась на свет фонаря и ткнулась носом в Олеськины сапожки, повиливая пушистым хвостом.
Хотя в тот момент, когда Олеська вытащила из Ксюхиной сумочки диплом и паспорт, внутри у нее словно что-то перевернулось, она еще не потеряла способности понять родственную душу. Деликатное, вежливое прикосновение к сапожкам было словно немой вопрос: «Вы мне не сделаете больно? Не пнете меня ногой?».
- Как же ты сюда попала? – спросила Олеська, нагнувшись, чтобы почесать меховой собачий бок. – Потерялась? Пошли, я отведу тебя домой… вот только не знаю, где твою хозяйку искать.
«Рукав» снова заскулил.
- Ты, наверное, голодная? Побудешь пока у меня, я покормлю тебя сосисками. А потом пройдусь по квартирам и найду хозяйку. Обещаю. Ну, пойдем.
Олеська отошла на пару шагов и обернулась: собачка не шла, а ползла следом, приволакивая нелепо вывернутую заднюю лапу. Присев рядом с «рукавом» на корточки, Олеська с ужасом увидела, что лапа ободрана до кости и страшно распухла.
- Господи, милая… - пробормотала Олеська. – Чего же ты натерпелась… Кто тебя так?
«Рукав» снова ткнулся в сапожки и коротко, совсем по-человечески застонал.
- Это она… твоя хозяйка? – вдруг догадалась Олеська.
Собачка лизнула Олеськину ладонь и затихла…

…Когда приехал Игорь, «рукав» дремал на кухне возле батареи, на старом шерстяном платке, наслаждаясь теплом и покоем. Есть сосиски собачка не стала, только попила немного воды из блюдца.
- Ты что, отобрала ее у хозяйки? – спросил Игорь. Олеська пожала плечами.
- Похоже, хозяйке она больше не нужна. И еще у нее что-то с лапой. Игоречек, миленький, ну пожалуйста… давай ее оставим! Она такая несчастная, ее бросили… ей очень больно! Ну скажи, что ты не против! – Видя, что муж молчит, она встала на цыпочки и заглянула ему в глаза. – Дорогой, разве настоящие белые люди отказывают в помощи тому, кто в ней очень нуждается?
Игорь кивнул.
- Хорошо. Завтра у меня выходной, отвезу ее к ветеринару.

- Кстати, как день прошел? – спросил он чуть позже, когда они сели пить чай.
- Да… так. Нормально, - Олеська улыбнулась. (Игорёк – избранный, подумала она, ему можно улыбаться). – Училась быть настоящим белым человеком.
- Получается?
- Да, дорогой. Кое-что… уже получается.
О своих манипуляциях с зажигалкой и документами Плюшко она решила умолчать. Нет никакой гарантии, что Игорь одобрит такой радикализм с первых же шагов. Кроме того, завтра ее наверняка ждут серьезные проблемы с Ксюхой. Но на этот раз муж ни о чем знать не будет. Она справится сама. Белые всегда справлялись с аборигенами.
Пусть иногда и ценой собственной жизни.

Утром в офисе Олеська узнала, что Ксюха так и не доехала вчера до курсов. И вряд ли теперь туда доедет. И на работе ее тоже можно не ждать, потому что ближайшие несколько лет Ксюха проведет в тюрьме. Так что на ее место придется искать новую «яркую личность».
По дороге к институту, Ксюха была остановлена милицейским патрулем для проверки паспорта. Паспорта у нее не оказалось, и дальше Плюшко повела себя настолько неадекватно, что патрульные с удовольствием доставили ее в ближайшее отделение. Ксюха орала, сыпала угрозами и даже лягнула одного из милиционеров по коленной чашечке. В отделении она подняла такой шум, что ее без дальнейших разговоров заперли в «обезьянник», а уж дежурный сержант не стал разбираться, что у нее должно было быть в сумочке, а что – нет.
Самое главное – там был пакетик героина.
Ксюха впала в истерику и, тряся прутья решетки, завизжала, что это «не для себя, это продать чтобы!!!».
Сделанное заявление, конечно же, не пошло ей на пользу, и в настоящее время Плюшко раскручивали на «чистуху» по полной программе. Знакомые братки (как шепотом рассказывали в курилке) наотрез отказались иметь дело с такой дурой, и отмазываться Ксюхе предстояло самостоятельно. В лучшем случае она могла рассчитывать на досрочное освобождение – и то если будет хорошо себя вести.
«А зачем искать новую яркую личность? - подумала Олеська, доставая свою лучшую губную помаду. – Я уже здесь. И, если уж совсем честно, всё это время за Ксюху вкалывала я».
Да и внешность у нее ничуть не хуже.
- Привет, ма-а-а-а, меня послали на курсы! – вслух сказала она, имитируя визгливые Ксюхины ноты. Нет уж, лучше говорить своим голосом.
Олеська навела красоту, согнала с лица улыбку и, стараясь всем своим видом изобразить уверенность в себе, отправилась к шефу – пообщаться насчет курсов повышения квалификации.

******

…Салон наполняли приятные запахи кожи, пластмассы и дорогих духов. В динамиках звучала музыка – что-то из диско девяностых. Удобное кресло словно впитывало в себя накопившуюся усталость, и совсем не клонило в сон, несмотря на страшную усталость. Сконструированный по последнему слову джип «Тойота» не просто отлично слушался руля – он как будто сам выполнял все маневры, не требуя практически никаких водительских навыков.
Это было и кстати, потому что Олеська слишком вымоталась, чтобы демонстрировать свое мастерство, которое, в общем-то, оставляло желать лучшего.
Прошло шесть лет с тех пор, как муж открыл ей глаза на простую истину о «настоящих белых людях» и «диких аборигенах». За эти годы многое случилось.
Собачка-«рукав» получила кличку «Цуцик». Она до сих пор припадала на заднюю лапу (ветеринар сказал, что это уже навсегда), зато умела приносить тапочки, никогда не скандалила с другими собаками на улице и очень любила своих хозяев.
Прежняя хозяйка Цуцика переехала в другую квартиру.
Ксюху Плюшко убили в исправительно-трудовой колонии соседки по бараку.
Ленку Фомину бросил муж – после того, как ей диагностировали заболевание щитовидки в неоперабельной стадии.
Олеська отучилась на курсах, заочно получила вторую «вышку» и поднялась по карьерной лестнице от старшего бухгалтера небольшой фирмы до заместителя по экономике в крупном холдинге, занимавшимся, в числе прочего, продажей элитных автомобилей. Теперь Олеська получала огромную зарплату и считалась настолько ценным специалистом, что при любом раскладе могла не бояться потерять работу: в желающих переманить ее в другие места недостатка не было.
Вот только улыбаться она почти перестала.
Ей следовало постоянно оставаться собранной, деловой, внимательной к деталям и не прощающей ошибок себе и своим подчиненным. Ошибки в бизнесе стоят слишком дорого. Если Олеська и улыбалась иногда, то делала это лишь для того, чтобы ввести в заблуждение зарвавшегося сотрудника или агрессивного представителя конкурирующей фирмы. Выходы из этих заблуждений напоминали падение с небоскреба: дождавшись, пока оппонент размякнет и поверит в ее доброжелательность, Олеська наносила ответный удар – а наносить удары она умела, как никто другой. Ее многие недолюбливали, некоторые даже побаивались, но Олеська давно уже не интересовалась, что о ней думают окружающие. Единственным человеком, к чьему мнению она прислушивалась – нет, чье мнение для нее значило ВСЁ в этой жизни – оставался, как ни странно, Игорь. Он по-прежнему скромно трудился водителем-экспедитором и прибавку к зарплате получил всего однажды, но Олеську это не беспокоило: она вполне могла бы содержать мужа, даже если б он вообще бросил работать.
В конце концов – если б не Игорь, кем бы она сейчас была? Неудачницей, получающей копейки, улыбающейся в ответ на оскорбления и молча сносящей издевки так называемых «коллег»?
Никому бы и в голову не пришло, что эта хладнокровная, отстраненная бизнес-леди с широко раскрытыми глазами ловит каждое слово своего грузного, вечно косолапящего, в толстых очках мужа, хотя тот далеко не всегда изрекает истины в последней инстанции. Но именно так и было, потому что Олеська твёрдо знала – однажды Игорь сотворил Чудо.
Иногда Олеське казалось, что муж жалеет о том, как она изменилась. Наедине с ним она старалась быть прежней, улыбалась, заботилась о нем… но не могла отделаться от чувства, что большую часть своей любви к безответному, беззащитному существу он перенес на Цуцика. Нет, Олеська не ревновала – она никогда не была ревнивой – но от таких мыслей ей становилось совсем грустно.
Недавно ей приснилось, что Игорь сказал ей: «Я сделал из тебя монстра». Нехороший сон, несправедливые слова. Сама Олеська не считала себя монстром. Она всего лишь построила маленькую крепость их семейного благополучия и теперь оберегала ее, защищала от набегов дикарей – как и подобает настоящему белому человеку. Ну да… без улыбок, зато из лучших побуждений.
Вдалеке показались огни супермаркета. Олеська собиралась купить на вечер любимых мужниных деликатесов и бутылочку вина. Это будет небольшим подарком Игорю за долготерпение: целых трое суток Олеська не вылезала из офиса – на холдинг наехала налоговая инспекция, и Олеське пришлось отбиваться от врагов на передних флангах. Конфликт с налоговиками разрешился благополучно, и генеральный директор, сияя от счастья, спросил Олеську, не желает ли она получить премию новеньким, только с завода, джипом.
Олеська, конечно же, пожелала. Романтический ужин при свечах будет подарком, а джип – сюрпризом. Правда, не мешало бы заехать на мойку – дороги страшно грязные – но сил уже не осталось. А Игорь никогда не придирается – он оценит сюрприз и так.
Олеська представила, как роскошно будет смотреться ее огромный муж в этой замечательной машине, и губы ее невольно дрогнули в улыбке.
…Парковка перед супермаркетом оказалась забита, несмотря на поздний час. Олеська махнула рукой и поставила «Тойоту» у обочины возле проулка – того самого, где она собственными руками сожгла Ксюхины документы. Сто пятьдесят метров до супермаркета показались ей переходом Суворова через Альпы, зато (думала она) пусть теперь какой-нибудь «менеджер торгового зала» попытается разгрузить ее корзинку!
Возвращаясь с туго набитым пакетом к машине, она увидела, что возле джипа околачивается толпа темных фигур. Приблизившись, Олеська по голосам поняла – молодняк. Двое подростков склонились к двери, водя по ней пальцами. Наверное, хотели оставить на память о себе какую-нибудь дебильную надпись, типа «Менты – кАзлы» или «Помой меня, я чешусь». Машина, конечно, не самая чистая, но это еще не повод, чтобы ее лапали местные тинейджеры. Еще один нагло пинал ногой заднее колесо.
От взрыва дебильного хохота Олеська передернулась, но тут же взяла себя в руки.
- А ну отвалили от машины! – прикрикнула она, ускоряя шаг.
Заметного эффекта не получилось. Без малейших признаков испуга толпа демонстративно медленно отступила, образовав полукруг. Олеська протиснулась между подростками в красно-белых шарфах и натянутых на самые глаза спортивных шапках; один из них явно нарочно толкнул ее плечом. Еле сдерживаясь, Олеська промолчала – ей было не разборок. Ей просто хотелось скорее попасть домой. Распахнув заднюю дверь, она пристроила пакет на сидение и села за руль.
В боковое стекло громко постучали. Повернувшись, Олеська увидела перед собой вытянутый средний палец с потрескавшимся ногтем, а за пальцем маячило угреватое лицо пятнадцатилетнего дегенерата. Олеська опустила форточку.
- Так, идиот, тебе не ясно сказали? В сторону!
Подросток заорал на нее матом; угреватая физиономия исказилась от злобы, от какой-то запредельной ненависти:
- Отсоси у меня, овца!!!
Вместе с руганью в кабину ворвался сильный запах алкогольного перегара, и Олеська мгновенно вспомнила того мужчину, который ударил ее локтем, выходя из автобуса. Справившись с желанием закрыть уши ладонями, она запустила двигатель и положила руку на рычаг, прикидывая, как бы поудачнее развернуться на встречную полосу.
Краем глаза она видела, что темные фигуры сгрудились почти вплотную к джипу, а тот парень, который орал в окно, стоит впереди, в нескольких шагах. Вскинув руку, словно в нацистском приветствии, он выкрикивал оскорбления, а массовка сбоку от машины подбадривала его одобрительными возгласами. Олеська поняла, что урод сейчас сорвется с места и бросится на лобовое стекло ногами в тяжелых ботинках.
Крики становились всё громче, оглушительнее, а у Олеськи в голове тоже нарастал шум – как будто она шла по направлению к гигантскому водопаду. Неожиданно перед глазами поплыли багровые круги. За этими кругами Олеська уже не могла толком разглядеть подростка перед машиной, но она точно знала: именно такие, как ОН, толкают локтями женщин в автобусах…
…грабят в такси своих пассажирок…
НО САМОЕ СТРАШНОЕ, ЧТО ОНИ ДЕЛАЮТ
…выбрасывают на улицу собак, пиная и калеча их на прощание –
- по-подлому, когда доверчивое животное, видя хозяина, кидается к нему навстречу, надеясь, что он просто пошутил, что заберёт обратно домой…
…и тут же – удар по ребрам…
…вот таким тяжелым ботинком с грубой рифленой подошвой…
Нога сама собой, без команды мозга, утопила педаль газа. Взревел двигатель, шины взвизгнули, разом обрывая нестройный хор голосов. «Тойота» бросилась вперед. Стиснув зубы, Олеська удержала руль ровно столько, сколько потребовалось, чтобы массивный бампер снес с дороги помеху. Передние, а потом задние колеса слегка подбросило.
Олеська отпустила акселератор, и джип, прокатившись по инерции еще метров двадцать, остановился. Уронив руки на колени, Олеська прикрыла глаза и слушала, как колотится сердце. Больше никто на нее не кричал – словно никого и не было. И только по капоту разбрызгалась кровь – значит, всё это ей не померещилось.
Достав мобильный, Олеська набрала номер начальника службы безопасности.
- Алё, Антон Юрьич? Это Пухальская. Слушай, Антонио, у меня тут проблемы, давай разруливай. Я ребенка сбила. Сам под колеса бросился. – Пауза, мужской голос в трубке. – Ну, ладно. Ну, не ребенок. И не сам. Тебе-то что за разница? – Пауза, голос. - А я в курсе, что тебя жена ждет. У меня, между прочем, тоже планы. Всё, подъезжай. Я сейчас… - она назвала адрес. – И давай по-быстрому.
Она вышла из машины и огляделась. Подростков и след простыл – дикие аборигены позорно удрали, бросив своего соплеменника мертвым. Сзади в темноте проступали контуры распростертого на асфальте изувеченного, раздавленного колесами джипа тела. Но Олеське было неинтересно приглядываться. Ее куда больше волновало, не пострадала ли машина – не считая крови на шинах. К сожалению, ущерб оказался налицо – вычерченные в небольшом слое дорожной грязи, на водительской дверце проступали уродливые буквы:
С У К А
плюс три… нет, четыре восклицательных знака.
- Господи, какие же люди злые… - пробормотала Олеська.
И впервые за шесть лет расплакалась.

©Олег Новгородов
http://www.yaplakal.com/forum6/st/0/topic129766.html

--------
разработка сайтов, продвижение товаров и услуг через интернет
____________

"Среди простых людей уже давно ходят слухи о продажности поисковиками тех самых выдач и топов." (с) Savl

24.03.2007 16:52